Кап-кап-кап…
Несколько капель сорвались вниз и звонко разбились о дно питьевого фонтанчика.
Тик-так, тик-так – стучали круглые настенные часы, малая стрелка которых медленно приближалась к отметке 12.
Пшшш!
Одна из ламп в сферических белых плафонах мигнула и, прошипев что-то напоследок, погасла.
Худой мальчишка, что все это время сидел на софе, покачивая ногой, вздрогнул и взволнованно огляделся по сторонам. Убедился, что в коридоре никого, поплевал на ладонь и пригладил вихры. Вздохнул.
Тик-так, тик-так… Кап-кап-кап…
Тик-так… Кап-кап…
Тик-кап-тик… Кап…
Так…
Как так?
Как? – Так.
Кап…
Он и не заметил, что плачет.

- Ренджи… - тонкая, болезненно бледная рука, через кожу которой просвечивали вены и проступали сухожилия, по-отечески ласково потрепала мальчишку по голове, взъерошив и без того непослушные волосы. – Держись, Ренджи.
- Укитаке-сан! – всхлипнул парнишка, утирая кулаком слезы.
Разревелся как девчонка! В иной ситуации он ни за что не позволил бы себе распустить нюни. Ни за что. Но…
- Все будет хорошо. Унохана-сенсей – очень хороший доктор. Лучше, чем она, на всем белом свете не сыскать! И она обязательно вылечит Рукию. Ты же мне веришь?
- Угу, - кивнул Ренджи.
- Ну вот! Все будет хорошо, я обещаю.
Плакать уже не хотелось. На душе стало намного спокойнее – сам Укитаке-сан пообещал, что Ру поправится. А он всегда сдерживает обещания, не то, что некоторые… которые обещали, что всегда-всегда будут вместе с ним! Я тебе тумаков еще надаю, дура ты мелкая! Зачем убегала?! Вот только поправься – я с тобой…
Только поправься, Ру. Пожалуйста.
Если бы паренек умел быть чуточку внимательнее, если бы он не переживал сейчас так сильно за свою лучшую подругу, если бы он был чуть-чуть постарше – он бы заметил, как бледен сидящий сейчас рядом с ним мужчина. Заметил бы и мешки под глазами, и с каким трудом дается ему ободряющая улыбка, и тревогу во взгляде, граничащую с паникой. Но Ренджи недавно исполнилось всего лишь четырнадцать, и он был слишком погружен в собственные переживания.
И, пожалуй, так было даже лучше.

Часы продолжали отбивать свой незатейливый ритм. В эти минуты, двумя этажами выше, врачи боролись за жизнь девятилетней девочки.
Унохана Рецу была одним из лучших хирургов страны, и, несмотря на то, что она неоднократно творила самые настоящие чудеса, – волшебницей женщина не являлась. Но временами случались ситуации, когда она очень жалела об этом. Текущая как раз входила в их число.

Лампа с надписью «Не входить! Идет операция» уже не освещала зловещим красным светом пустынный больничный коридор.
- Джуширо, - она говорила спокойно и тихо, и от этого голоса по спине пробегали мурашки, - ты выглядишь очень усталым. С твоим здоровьем так себя изматывать – непозволительная роскошь.
- Рецу! О чем ты?! Как там Рукия? Как прошла операция?
- Операция прошла успешно. Состояние девочки стабилизировалось. Ее жизнь вне опасности.
Он не смог сдержаться. Сгреб в охапку, да так, что у нее перехватило дыхание, прижал к груди, поцеловал – в исступлении, на выдохе, жадно припав к горько-соленым губам. Она не сопротивлялась.
- Ты волшебница, Рецу… Ты настоящая волшебница… - шептал Укитаке, не выпуская ее из объятий, цепляясь за это мгновение, - зная, что, быть может, он уже никогда не будет целовать ее так, как сейчас.
Унохана Рецу не была волшебницей. Она была всего лишь одним из лучших хирургов страны - но она умела возвращать людей с того света.
- Джуширо, ну перестань… - отстранилась, и все моментально вернулось на круги своя. – Я еще не все тебе рассказала. Боюсь, проблемы на этом не закончились…

Ренджи бежал по лестнице, перескакивая через несколько ступеней разом. Все напряжение последних часов моментально спало. Он готов был бежать без остановки до самого приюта. Приплясывая на ходу.
Он был счастлив.
И он вновь не заметил, что тревога в глазах наставника сменилась выражением полной обреченности.

Вычурное трехэтажное здание пестрело иллюминацией. У парадного входа то и дело останавливались дорогие автомобили. Солидного вида джентльмены, сопровождаемые разодетыми леди, чинно переступали порог заведения. Улыбчивый паренек в форме лакея рассыпался в любезностях, пока богатые гости скрывались за стеклянными дверями. Жертвы азарта, просаживающие состояния за считанные часы в поисках острых ощущений. Укитаке вздохнул и отправился к заднему входу.
- Проходите, проходите, - засуетился охранник. Неплохой парень, в принципе. Высокий, плечистый, бритоголовый, немножко туповат – но исполнительный, да и лишних вопросов не задает. Замечательный охранник, одним – нет, двумя словами. Джуширо улыбнулся:
- Спасибо, Мо, - настоящего имени бравого стража Укитаке не знал. Но все, включая Нанао, зовут его Мо. И последнему это, кажется, даже нравится.
Прямо по коридору до упора, свернуть направо – и попадаешь на лестницу. Потом вверх на два пролета, еще один коридор – и будет дверь. Неприметная дверь, без украшений, резных ручек и позолоченных именных табличек. О том, что за этой дверью обитает хозяин этого казино – и не только этого… и не только казино, но и доброй дюжины иных увеселительных заведений, включая те, в которых увеселения отличаются миловидной внешностью, длинными ногами и такими умениями, о которых не принято говорить в приличном обществе – знали совсем немногие.
Он вошел без стука.
Красивая молодая девушка серьезно поглядела не него, оторвавшись на секунду от бумаг.
- Доброй ночи, Нанао.
- Доброй, Укитаке-сан. Кёраку-сан сейчас отсутствует. Подождете в его кабинете?
- Нет, я лучше с тобой посижу.
Секретарь деловито поправила очки и аккуратно сложила стопочкой какие-то документы.
- Нанао, красавица, ну я понимаю – Шунсуй, который ночью, как все нормальные люди, не спал с тех времен, что мы с ним учились, но ты-то зачем здоровье свое гробишь? – он ласково улыбнулся. Она покраснела и опустила глаза.
- Работы много, Укитаке-сан.
- Меня зовут Джуширо, - он вновь улыбнулся. – А может, Шунсуя дожидаешься?
- И это тоже, - серьезно ответила девушка.
- Молиться он на тебя должен, Нанао. Что б этот старый развратник без тебя делал!
И Укитаке рассмеялся, глядя, как она вновь заливается краской. Повезло Шунсую. Девочка его любит, хотя никогда в этом не признается. Но он без нее не справится, и она это знает – а такая молоденькая еще… Укитаке невольно вздохнул, вспоминая их с Кёраку молодость. Красавица Нанао недавно окончила учебу в экономическом колледже, а это значит, что ей сейчас не больше 22 - надо же, в дочки мне годится, а уже смотрит этаким профессором, да так, что невольно чувствуешь себя нашкодившим юнцом. Совсем как…

Исе Нанао работала у Кёраку Шунсуя без малого 2 года и почетно именовалась «заместителем по общим вопросам». На самом деле она замещала начальство как по общим, так и по частным – а временами и по сугубо личным вопросам. Нанао с успехом справлялась с ролью главного бухгалтера, начальника отдела кадров, специалиста по маркетингу, секретаря и, вдобавок ко всему, варила замечательный кофе. Работники казино в шутку прозвали невысокую, тоненькую девушку Минибоссом, за глаза отпускали в ее адрес незлые шутки и боялись пуще огня, если ей случалось бывать в дурном расположении духа. Нанао никто никогда не перечил – достаточно было Исе поправить указательным пальцем очки на переносице и посмотреть на собеседника, как последний лишался всех аргументов.
С появлением очаровательной брюнеточки в бизнесе Кёраку Шунсуя дела пошли значительно лучше – а посему хозяин не скупился на премии, поощрения, поблажки и комплименты. Шунсуй все чаще и чаще дарил своей помощнице цветы, дорогие подарки, приглашал в рестораны и предлагал взять отпуск и слетать с ним на острова – отдохнуть после столь усердной работы. Стоит отметить, что на все приглашения Нанао лишь кивала и отвечала шаблонными фразами в духе «сначала необходимо закончить дела», в отпуске не была ни разу, с работы могла не уходить сутками и никогда никем не была замечена в нетрезвом виде или хотя бы с похмелья.
О себе Нанао ничего не рассказывала – а потому никто не знал, что домой она не торопится из-за того, что торопиться ей некуда. Девушка снимала небольшую комнатку на окраине, друзей в столице у нее не было, половину своей зарплаты Нанао пересылала больной матери в родной город, а что оставалось – откладывала на покупку собственного жилья. Достаточно было бы один раз рассказать о сложившейся ситуации начальству – и начальство без промедления обеспечило бы девушку всем необходимым. Но так уж сложилось, что Исе никому ни на что никогда не жаловалась.

- Сварить Вам кофе, Укитаке-сан?
- Ох, - Джуширо тряхнул головой и очнулся от дремы. – Нет, Нанао, не смею тебя отвлекать от работы.
- Да я уже почти закончила… - девушка прикрыла рот ладошкой и постаралась подавить зевок.
Укитаке бросил взгляд на часы. Он проспал почти два часа, за окном начинало светать, а Шунсуй до сих пор не объявился…
Бедная девочка, совсем утомилась.
- Нанао, пожалуйста, встань из-за стола и подойди-ка сюда, - Укитаке поднялся с уютного кожаного дивана, который Шунсуй купил еще на заре своего бизнеса как «талисман плодотворного сотрудничества и успеха в делах», взял подошедшую девушку за плечи, нежно, но настойчиво уложил на диван и укрыл собственным плащом.
- А теперь – спи. Хороший сон – залог красоты и здоровья, - с этими словами Джуширо ласково погладил Нанао по голове, снял с нее очки и поправил выбившуюся из прически прядь. Исе собралась было что-то сказать – но передумала, поежилась под импровизированным одеялом и закрыла глаза. Укитаке умел отличать спящих детей от притворяющихся спящими. Девочка заснула мгновенно.

Он же просидел еще около получаса, прежде чем дверь наконец-то отворилась и на пороге возник Кёраку-сан собственной персоной – бодрый и веселый, несмотря на столь поздний (или, вернее сказать, столь ранний) час. Волнистые каштановые волосы, обычно уложенные в хвост, в этот раз были распущены, а легкая помятость одежды говорила о том, что ее хозяина угораздило как минимум раз с ней расстаться и облачиться вновь. Укитаке поспешил опередить приветственные возгласы и приложил палец к губам.
- Тссс! – он бросил взгляд в сторону спящей девушки и поманил товарища за собой.
- Вот так приятнейший сюрприз! – Шунсуй развел руки в приветственном жесте, как только закрылась дверь кабинета. – Чем обязан, старый друг? Да еще в такое время суток? Не поверю, что ты пришел петь колыбельные малышке Нанао.
- Ты вечерние новости по радио сегодня слушал? – Укитаке решил подойти к делу с торца.
- Ну… да. Поверь, к забастовке учителей я не имею никакого отношения! Я уже вышел из того возраста, чтобы настолько довести…
- Шунсуй! Хронику чрезвычайных происшествий ты, разумеется, пропустил?
- Это где говорилось о девочке, бросившейся под машину? Странный случай, мне показа… Стоп! Уж не хочешь ли ты сказать, что?!
- Да, - Укитаке со вздохом опустился на диван и закрыл лицо ладонями, - это была одна из моих подопечных. Хорошая девочка, лучшая подруга Ренджи – помнишь, я много тебе рассказывал про этого задиру. Они чудесно ладили. Да она со всеми чудесно ладила… Добрая, веселая, сильная, независимая… Такая… Понимаешь, в ней жизнь просто била ключом, она вселяла во всех окружающих веру в себя… Она… А они говорят о попытке самоубийства!
- Джуширо, - Шунсуй присел рядом и похлопал друга по плечу, – Конечно, я понимаю. Это наверняка был несчастный случай…
- Она не могла на такое пойти! Она еще слишком маленькая - ребенок даже не представляет, что такое самоубийство и зачем… Невозможно. Я не знаю, почему она убежала ночью из приюта. Она даже Ренджи ничего не сказала… И зачем бросилась под колеса этой фуры… Но это не было попыткой покончить с собой!
- Тише, тише, - Кёраку приобнял его за плечи и слегка встряхнул. – Все понятно. А сейчас все эти твари из министерства пытаются вытрясти из тебя всю душу, а заодно и кошелек, угрозами, что отберут лицензию, да? Мол, с девочкой плохо обращались, дети не получают должного ухода, их унижают… ты такой плохой, так что гони бабки, или мы раструбим на каждом углу о том, какие ужасы творятся в твоем детдоме, и тебя вышвырнут оттуда как кошененка?
- Примерно так…
- Так вот, ты любишь всех этих детей как своих собственных, и я это твердо знаю. Все это знают. Эти сукины дети могут тявкать сколько им вздумается. Они ничего не добьются. Не бойся, я обо всем позабочусь.
- Но… Я действительно виноват в случившемся. Я где-то недоглядел, чего-то не заметил…
- Джуширо, но ты же сам говоришь, что даже ее лучший друг ни о чем не знал.
- Ренджи – еще совсем мальчишка, он мог и не обратить должного внимания на «девчачьи» проблемы, не придать им необходимого значения. Но мне-то уже давно за 40, Шунсуй, и мне следовало…
- Тебе давно уже следовало прекратить винить себя во всех проблемах. Джуширо, меня иногда тошнит от твоей правильности. В мире ежесекундно творится уйма всякой дряни, и ты в этом абсолютно не виноват.
- Ну ведь кто-то же должен быть виноват… - мужчина слабо улыбнулся.
- Иногда бывает крайне полезно все свалить на кого-нибудь другого! А нам надо выпить и расслабиться, - и Кёраку решительно направился к небольшому хрустальному графинчику.
- Подожди, это еще не все…
- Обо всем остальном поговорим завтра. Сейчас – отдыхать. Тебя отвезти домой? Или попросить крошку Нанао потесниться? – он лукаво подмигнул. – Ты, я так понимаю, пить все равно не будешь.
- Шунсуй, это важно. Речь идет о большой сумме денег.
Кераку молча осушил графинчик. За окном пропела какая-то шибко ранняя пташка. Где-то вдалеке раздался гудок автомобиля. Рассвет неумолимо надвигался на спящий город.
- Выкладывай.
Укитаке опустил глаза.
- Унохана-сенсей смогла спасти ей жизнь, но состояние девочки крайне тяжелое, и вдобавок…
- Унохана-сенсей?
- Да, мне стоило немалых трудов добиться, чтобы Рукию оперировала именно она…
- Унохана-сенсей?!
Джуширо непонимающе поглядел на друга.
- Джу, не смеши меня. Унохана-сенсей, ну-ну… И что говорит Рецу?
- Девочке понадобится еще одна серьезная операция и целый комплекс различных реабилитационных мероприятий, если мы хотим, чтобы она смогла ходить. Страховка не покрыла целиком даже прошедшую. И это не говоря о…
- Понял, понял. Сколько?
- Не меньше 5…
Кёраку присвистнул.
- Джуширо, прости, но не больше половины. Ты же знаешь мой принцип – деньги должны работать, а их хозяин – отдыхать. У меня нет в свободном распоряжении такой суммы. Поверь, я…
- Да я верю…
Шунсуй не знал, что сказать. Напротив него сидел мужчина, которому исполнилось всего лишь 46, а на его голове уже не осталось ни одного не седого волоса; который не имел ни жены, ни родных детей, но являлся отцом сотне сирот; который всю жизнь мучался из-за слабого здоровья, но при этом никогда не жалел себя в своем стремлении помочь кому-либо; который сам нуждался в крайне дорогостоящем лечении – а, по ходу дела, уже отдал все свои сбережения, желая спасти одну маленькую глупую девочку. В последнем Кераку был уверен. Укитаке никогда не пойдет просить денег, если у самого есть хотя бы грош за душой. И он никогда не будет просить денег для себя, даже если у него нет и гроша. Черт побери, и откуда же берутся вот такие вот принципиальные… Наверняка Джуширо хранит дома в шкафчике нимб и пару крыльев. Но он был его другом.
Его очень давним другом.
Его единственным настоящим другом за все 47 лет жизни.
- Как, говоришь, зовут девчонку?
- Рукия.
- Славная, говоришь, девчушка?
- Очень.
- Тогда слушай сюда, Джу. О семье Кучики слышал? Приближаются выборы в Совет. В этом году туда собирается податься Кучики-младший. Честно говоря, на текущий момент его положение не слишком прочно, несмотря на кучу денег и громкую фамилию. У него есть сын. Мальчишке лет 12, не больше. Жена умерла 3 года назад. Жениться снова он не собирается. Завтра состоится официальный благотворительный банкет, организованный его семьей, я собирался туда заглянуть. Мы с ним немного знакомы – так, давние семейные связи. Предложу удочерить Рукию.
Укитаке поднял на друга ошалевший взгляд.
- Семья Кучики? Что так годится своим аристократизмом и чистотой крови? Да они никогда не пойдут на такое!
- Ха, а у них есть выбор? Ты только представь – они не только жертвуют огромную сумму детскому дому, но и полностью оплачивают дорогостоящее лечение маленькой девочки-сироты и принимают ее в свою семью. Как благородно! – Кёраку мечтательно закатил глаза и промурлыкал: - Газеты пестрят статьями о душевной доброте нашего кандидата в Совет, конкуренты кусают локти, горожане утирают слезы умиления и на выборах ставят галочку напротив фамилии Кучики, вспоминая усталое, но счастливое личико маленькой Рукии. Все счастливы! – и продолжил уже более серьезным тоном: - А если нет – те же газеты пестрят уже совсем иными статьями, а горожане думают: «Вот гад, у самого миллиарды, а пожалел копейки для бедных сирот». Все просто.
- А сама Рукия? Если она не захочет… Нельзя делать детей пешками в чьих-то политических играх.
- Твоя задача – убедить ее в том, что она этого хочет, Джуширо. Ибо у нее выбор еще более скудный. Кроме того, у девочки появится семья – брат, отец, дедушка. Свой дом, своя комната, свои игрушки. Ей будут покупать красивые платья, водить развлекаться, она поступит в престижную школу. Неужели ты сам не мечтаешь о таком будущем для своих подопечных?
- Ты, наверное, прав, Шунсуй…
- Вот и отлично. А теперь хватай пальтушку и в машину. Я отвезу тебя в приют. Шутка ли – с твоим-то здоровьем и всю ночь не спать!
- Под моим плащом спит Нанао - ты совсем измотал бедную девочку.
Кёраку лишь рассмеялся.
- Ну, тогда хватай мой! И ни о чем не беспокойся. Я все улажу.

Ни о чем не беспокойся. Я все улажу. Все будет хорошо. Я обо всем позабочусь.
Эти фразы Кёраку произносил бессчетное количество раз.
Он не стремился нагадить кому-либо в тапки, но и не торопился помогать всем и вся – ибо очень не любил напрягаться. Но едва Укитаке Джуширо попадал в трудную ситуацию, как Шунсуй выворачивался наизнанку, но находил из нее выход - и находил как бы между делом, так, чтобы ни у кого не возникло мысли, что он опекает своего товарища. Укитаке нельзя было назвать несамостоятельным, и Кёраку в свою очередь сам не раз оказывался у товарища в долгу… Но его воротило от одной лишь мысли, что в тяжелую минуту Джуширо может обратиться за помощью к кому-либо другому.

Детский дом располагался в уютном двухэтажном здании, укрытом в густой зелени старого парка, в глубине которого спрятались от любопытных глаз маленькая беседка и прудик с карпами. Ренджи сидел на перилах беседки и кидал в воду камешки. С самого утра было хмуро, небо заволокло низкими белыми облаками, в воздухе пахло приближающимся дождем. Мальчишка ненавидел дожди.
В больницу его с той ночи ни разу не брали, и поэтому он очень злился на Укитаке. Не может быть такого, чтобы ему нельзя было проведать Рукию. Он же всего лишь постоит рядом. Убедится, что с ней действительно все в порядке. От него что-то скрывают, это точно – иначе давно бы уже разрешили! Он очень за нее переживает. Конечно, за Ру волнуются все ребята… Но он же волнуется больше всех!
Они пообещали друг другу, что всегда будут вместе. Он будет ее старшим братом, будет заботиться о ней, защищать. А сейчас Ру в больнице, а ему не позволяют даже посмотреть на нее. Это нечестно.
Первые тяжелые, маслянистые капли упали на листья. Дождик застучал по крыше беседки.
- Вот ты где, Ренджи, - Укитаке бесшумно подошел и встал за спиной мальчика. – Дождь пошел. Пойдем в дом?
- Не пойду.
- Хорошо. Я хотел бы серьезно поговорить с тобой, Ренджи. Я знаю, как сильно ты любишь Рукию. Она – самый близкий тебе человек. Я прав? – парнишка молча кивнул и Укитаке продолжил: - А это значит, что ты желаешь ей счастья, не так ли?
- К чему это Вы клоните? - Ренджи обернулся и с подозрением поглядел на наставника.
Укитаке вздохнул и крепко сжал плечо мальчика.
- Ее удочеряют. Уже завтра она будет Кучики Рукией. У нее появятся отец и старший брат. И в наш приют она уже никогда не вернется.
Плечо парнишки резко дернулось под его рукой.
- Поверь мне, это для ее же блага. У нее появится семья…
- Мы – ее семья! Вы – отец, а я – старший брат! Чем мы хуже каких-то там Кучики? – мальчик сверлил мужчину гневным взглядом.
Дождь разошелся не на шутку. Капли барабанили по крыше, шумела листва, мокрый ветер пробирал насквозь.
- Ренджи, Рукии необходимо дорогое лечение. Они в состоянии его оплатить, а мы – нет.
- Все дело в каких-то деньгах, да? – о них мальчишке было легко рассуждать, как легко рассуждать обо всем, с чем имел дело лишь понаслышке.
- Я говорю тебе это потому, что считаю, что ты уже достаточно взрослый и способен все понять правильно. Как бы сильно мы не любили малышку Рукию, у нас нет возможности помочь ей, а у ее новой семьи – есть.
Где-то вдалеке прогремел раскат грома.
- А Рукия на это согласилась? – недоверчиво покосился Ренджи.
- Да.
Паренек спрыгнул с перил на дощатый пол. Укитаке видел, как трясутся худые плечи нескладного, долговязого подростка.
- Предательница! – выкрикнул Ренджи и со всех ног бросился прочь.
Джуширо хотел было что-то крикнуть ему вслед – но зашелся в приступе кашля.

Прошло 6 лет. Кучики Рукия была направлена на лечение в один из лучших медицинских центров страны, благополучно поправилась и приступила к обучению в престижной академии, где уже учился ее брат Бьякуя. Со своим другом детства она так и не увиделась.

Осеннее солнце заливало светом внутренний двор мединститута, заставляя драгоценными камнями сверкать капли утренней росы. Стайка первокурсников промчалась мимо Шунсуя, торопясь на первое в своей студенческой жизни занятие. Кёраку жевал травинку и поглядывал на часы. Джуширо задерживался на 15 с половиной минут. Надо будет отметить вечером это великое событие. Чтобы Джу опаздывал, да еще и в первый день учебы… В голову начали закрадываться нехорошие мысли. Парень фыркнул и выплюнул несчастную травинку.
- Шунсуй, прости, я немного… - запыхавшийся Укитаке неожиданно возник прямо за спиной.
- Опоздал, да. Я заметил. Пошли, дружище.
Молодые люди направились к центральному корпусу. Тот, что повыше, с каштановыми кудрями и узенькой бородкой, шел молча, в то время как его товарищ что-то увлеченно рассказывал, отчаянно жестикулируя. У самого входа их догнала высокая девушка с короткой стрижкой, помахала рукой куда-то в сторону, и все трое остановились, дожидаясь спешащую к ним низенькую толстушку. Она добежала, по очереди стиснула каждого в крепких объятиях, и, смеясь, молодежь скрылась за массивными дверями своей alma mater.

В кабинете было шумно. Студенты делились накопленными за лето впечатлениями, строили догадки о том, что ждет их в новом семестре, и, конечно же, обсуждали новых преподавателей. Едва четверо приятелей переступили порог, как девушки бросились занимать места поближе, а Укитаке и Кераку направились к небольшой группе парней, о чем-то оживленно спорящей у подоконника.
- О, смотрите, какие люди! Дарова, мужики! – помахал им долговязый парнишка в толстых очках. – Как отдохнули, пиплы? Нормально? В курсе, что у нас новый куратор, да? Он же сейчас, кстати, лекцию вести должен. Я вот пятерку поставил на то, что это будет женщина!
- Ставлю десятку, что это будет не просто женщина, а молодая красивая практикантка! – не раздумывая, отозвался Шунсуй. Кто-то из девчонок демонстративно громко фыркнул. Аудитория разразилась смехом.
Когда пять минут спустя студенты рассаживались по своим местам, Кёраку обратил внимание на то, что Акане – тихая, нелюдимая девушка с очень большими и очень грустными синими глазами, все предыдущие три года ходившая хвостом за бойкой и грубоватой старостой Кейко, – в этот раз села не рядом с ней, а на место позади Джуширо. Улыбнулся. Надо же, девочка целое лето набиралась смелости! О том, что Акане неровно дышит к Джу, Кейко проболталась Шунсую еще на первом курсе. Он любил посмеяться про себя над тем, какие взгляды бросает этот эталон обаяния, ни разу за все три года учебы ни с кем из парней не заговоривший первым, на других девчонок, в то время как они весело болтают о чем-либо с Джуширо.
Прозвенел звонок, и аудитория затихла. Приотворилась дверь. Все затаили дыхание. Спустя мгновение с задних рядов раздалось чье-то радостное «йес!» - в кабинет вошла девушка. Кёраку тихонько присвистнул. Он успел мысленно поблагодарить Аниту и Минами за то, что они заняли такие замечательные места. Самое то, чтобы на протяжении всего занятия ничто не мешало любоваться сенсеем.
Среднего роста, стройная, изящная, с черными как смоль густыми волосами, заплетенными в длинную косу, и с удивительно мягкими чертами лица, девушка провоцировала в голове Шунсуя мысли совсем не об учебе. Кажется, он оказался прав. На вид она была едва ли не моложе собравшихся сейчас в аудитории студентов. Наверняка практикантка. Или сама едва-едва закончила…
- Добрый день. Поздравляю всех вас с началом нового учебного года. Меня зовут Унохана Рецу. Я буду вести… - дальше Шунсуй уже не слушал. Он повернулся к товарищу, собираясь поделиться с ним впечатлением, и застыл. Оп-па! Как хорошо, что Акане сидит за спиной Джуширо и не видит выражения его лица, а то несчастная девочка не перенесла бы этого…
После занятий студенты еще долго не расходились, обсуждая нового преподавателя. Парни были явно в восторге, девушки обижались и отпускали ехидные замечания, а Шунсуй же весь остаток дня пытался вернуть разум своего друга с небес на грешную землю.

Женский пол был одной из самых больших слабостей в жизни старшекурсника Кёраку Шунсуя. К слову, учиться на медика, вопреки всем надеждам родителей, он отправился по одной простой причине – он всегда был неравнодушен к девушкам в форме медсестричек. В институте Шунсуй и познакомился с Укитаке Джуширо – добрым, открытым, обаятельным молодым человеком, вдобавок очень быстро ставшим лучшим по успеваемости в группе, и потому первые два-три месяца Кёраку видел в Укитаке соперника. Но вскоре он неожиданно для себя обнаружил, что никогда и ни с кем не общался так легко и свободно, как с этим парнем. А спустя еще пару месяцев они стали неразлучными друзьями.
Подружек у Шунсуя было бессчетное множество. Он всячески старался найти пару и для Укитаке – но Джуширо общался со всеми девушками в равной степени близко, не пытаясь при этом ухаживать за кем-либо. А чтобы Джу завел себе девчонку исключительно для секса – такого Кёраку и представить не мог. Но попыток устроить личную жизнь друга не оставлял. Шунсуй не мог объяснить себе, почему его это так беспокоит, но забота о товарище постепенно становилась все более и более неотьемлимой частью его жизни, и поэтому появление Уноханы Рецу было расценено как дар с небес.

- Не корчи кислую мину, друг мой, я все улажу! – Шунсуй ободряюще потрепал товарища по плечу.
Укитаке сидел в кресле и кутался в теплый шерстяной плед. Лицо его было мрачнее тучи. Близились экзамены, но за них Джуширо не переживал. Хуже было другое – закончатся предметы, которые ведет Унохана-сенсей. Конечно, как куратор она будет с ними еще два с половиной года – но видеться они станут значительно реже. Мысль об этом, мягко говоря, не грела.
А его товарищ уже вовсю обдумывал родившийся только что план.

- Унохана-сенсей, подождите!
Она обернулась. К ней со всех ног мчался один из ее студентов, Кёраку Шунсуй.
- Унохана-сенсей, а Вы не желаете присоединиться к нам завтра вечером? – выпалил он, едва затормозив. – Мы идем на каток. В парк. В честь окончания сессии. Обещали по радио, что будет не слишком холодно. Пойдемте!
Девушка улыбнулась.
- Большое тебе спасибо, я обязательно подумаю.
- А чего тут думать, Унохана-сенсей? Приходите! В семь у центрального входа.

Она пришла. Просто потому что было любопытно – действительно ли ей таким образом назначили свидание? Рецу выслушала множество предупреждений от старших коллег о том, что студенты могут приглашать ее на свидания да и попросту заигрывать на занятиях, и имя Кёраку Шунсуя в этих предупреждениях звучало особенно часто. Упустить такой шанс убедиться лично она не могла.
В свете фонарей маячила одинокая фигура. Унохана поймала себя на мысли, что это, наверное, лучший из всех вариантов развития событий.
- Укитаке-кун, добрый вечер! Ждешь кого-то?
- Доброго Вам вечера, Унохана-сенсей! – Джуширо остолбенел. Медленно-медленно наступало осознание происходящего. – Я жду друга…
- Надо же, какое совпадение! Кажется, нам назначил встречу один и тот же человек, а сам при этом не явился. Что бы это, по-твоему, могло означать? – в ее глазах плясали озорные огоньки.
Укитаке смущенно улыбнулся:
- Что мы с Вами замерзнем, если продолжим стоять здесь и ждать его.
Унохана рассмеялась.
- Верно! Куда же мы в таком случае пойдем? Может быть, сходим в кофейню, выпьем горячего кофе, согреемся?
- Как пожелаете, Унохана-сенсей!
- Ну-ну, мы же с тобой не на занятиях сейчас, Укитаке-кун! Зови меня Рецу.
- Только если Вы будете звать меня Джуширо!
- Договорились, Джуширо, - она взяла его за руку и улыбнулась. Укитаке покраснел. Она всегда смотрела на своих студентов серьезно и уверенно, так… по-учительски, одним лишь взглядом пресекая все шалости и хулиганства. И, казалось, совсем недавно она спокойным, ровным, мягким голосом отчитывала его и Кёраку за болтовню на лекции… А сейчас в ее глазах было очень-очень много теплоты и нежности.
Унохана не собиралась делать что-либо подобное, она шла сюда лишь из любопытства - но с неба падали пушистые снежинки, кружась и искрясь в свете уличных фонарей, и было как-то по-особенному тихо и уютно сейчас…
Они шли, держась за руки, по вечерним улицам. Снегопад усиливался. Немногочисленные прохожие спешили куда-то по своим делам, фонари и огни витрин окрашивали все вокруг бронзой электрического света, машины медленно крались сквозь снежную завесу. Укитаке рассказывал Рецу что-то веселое из их с Шунсуем приключений, она улыбалась и стряхивала пушистой варежкой снежинки с его воротника. Джуширо чувствовал, как где-то в глубине души рождаются неведомые до этого момента слова, как уплывают куда-то все мысли, как тонут в ее чарующем взгляде останки его разума. И когда он наклонился, чтобы поцеловать ее в щеку на прощание, она сама перехватила его губы своими – нежными, теплыми, с тягуче-сладковатым привкусом лечебной помады.
Ночью, лежа в постели, Рецу вновь и вновь возвращалась в мыслях к этому вечеру. На сердце было очень-очень легко. И хотелось, чтобы завтра все было так же. И чтобы ее снова крепко держали за руку.
А Кёраку лишь молча улыбался, глядя в глаза вернувшемуся другу, и в глубине души пел сам себе хвалебные гимны. Ну Шунсуй, ну молодец… Укитаке с блаженным видом пил чай на кухне, и он исподтишка любовался им.
И как-то необычно тихо было этим вечером в их небольшой съемной квартирке.

- Ого, Шунсуй, какой чудесный котик! Ты кому это такую красивую купил? Обычно сердечки даришь, - и Укитаке поднял со стола открытку.
Завтра – первый день весны. Праздник всех влюбленных. В этот день в холле на первом этаже всегда ставят большую цветастую коробку, куда студенты опускают открытки и письма с признаниями в любви. Накануне этого события Шунсуй всегда вооружался ручкой, стопкой бумаги и выгонял Джуширо читать свои конспекты на кухне. И лишь поздней ночью он вставал из-за стола, с гордостью демонстрировал товарищу увесистую стопку писем и открыток, после чего довольный заваливался спать.
- Чтооо?! – удивленно прокричал Джуширо.
- Джу, Джу, это совсем не то, что ты подумал! – его товарищ в панике подлетел к столу.
- Ишида Рюкен… Это тот, серьезный такой, в очках, с третьего курса, да?
- Ну да, он самый, - открытку отобрали и засунули куда-то в стопку писем.
- Кхм… Он, конечно, очень симпатичный, но, по-моему, тебе там ничего не светит, точно… - задумчиво протянул Укитаке.
- Джу! Как ты мог такое обо мне подумать! О, позор мне, позор! Ты же знаешь, что ты был и будешь единственным мужчиной в моей жизни, Джуширо… - Кёраку картинно закатил глаза.
- Да ну тебя, Шунсуй! – парень звонко рассмеялся. – Рассказывай, чего задумал?
- Я лишь организую одно маленькое свиданьице, только и всего!
- Продолжаешь заниматься сводничеством? – смеясь, он пригрозил другу пальцем.
- Ой-ой, хочешь сказать, у меня плохо получается? – Шунсуй лукаво подмигнул в ответ.
- И с кем же?
- С нашей малышкой Акане.
- Акане влюблена в Ишиду?!
- Да, только она об этом еще не знает…
- Ты хочешь сказать, что… - Джуширо серьезно посмотрел на приятеля.
- Ну, я, между прочим, не для себя стараюсь!
- И для кого же?
- А угадай! Кто-то по одному моему товарищу с первого курса чахнет, а у этого товарища мозгов как у куренка, он спит и видит во сне Унохану-сенсея, и потому ничего вокруг не замечает. Вот я и пожалел девочку… По-моему, они друг другу обязательно понравятся!
- Ну и ну… - вышеупомянутый товарищ выглядел весьма озадаченным. – И что я должен теперь делать?
- Ничего, друг мой, предоставь все мне!
- Да… Ну, раз так, то какие у тебя планы на завтрашние день, вечер и ночь?
- А это смотря с какой целью интересуетесь… - Кёраку деловито повертел в ладошке пальчиком и опустил глазки в пол.
- Я собираюсь навести в этой квартире чистоту и порядок, и мне очень нужна твоя помощь.
- Ты собрался так долго прибираться?! – Шунсуй картинно округлил глаза.
- Нет. Я очень надеюсь, что на ночь ты отчалишь к одной из своих подружек и не завалишься рано утром домой, - Укитаке старался говорить уверенно и строго и, самое главное, не краснеть.
- Ого! – присвистнул заботливый товарищ. - А в этом тебе моя помощь не нужна?
- Кёраку Шунсуй, иди нафиг!

Ночное небо заволокли облака, и потому оно было серо-рыжим из-за отражающихся огней большого города. Рецу стояла у окна и смотрела на это небо.
- Обидно, что не видно звезд, да? – Укитаке подошел сзади и обнял ее за плечи. Ласково прикусил мочку уха. Теплое дыхание щекотало шею…
- Не знаю. Я всю жизнь прожила в этом городе. Для меня звезды – то, о чем пишут в книгах.
- И ты никогда не загадывала желание на падающую звезду?
- Нет. Но я читала об этой традиции. Хотя… Если представить, что где-то сейчас, за этими облаками, на землю падает звезда… Что бы ты загадал?
- Ты будешь смеяться, Рецу…
- Не буду.
- Ну хорошо, - и он прошептал ей на ухо: - Я мечтаю о собственном доме и куче веселых и шумных ребятишек.
- И что же в этом смешного?
- Не знаю… Но Шунсуй смеялся, когда я ему об этом рассказал.
- А ты также обнимал Шунсуя, стоя у окна и целуя его в шею? – она улыбалась, не сводя глас с небесной рыжины.
- Злая, - он посильнее укусил в изгиб шеи, и девушка тихонько вскрикнула. – А ты?
- Я? Не знаю. Но когда я только начинала учиться – я хотела помочь каждому человеку в этом мире. Изобрести что-то такое, чтобы избавить всех от боли.
- Ты не вылечишь весь мир, Рецу.
- Я знаю.
- Но это не означает, что нельзя попытаться…
Укитаке чувствовал тепло ее тела под легким платьем. Осторожно провел ладонью по груди, потом спустился ниже – от талии вдоль плавной, округлой линии бедер. Она перехватила его руку, подняла и легонько поцеловала ладонь. Он вздрогнул.
- Рецу…
А Рецу уже целовала изгиб его запястья. От этой невинной ласки по спине Джуширо пробежали мурашки, и невольно вырвался сдавленный стон.
Она любила его руки. Их сложно было назвать красивыми – наоборот, длинные, тонкие пальцы и проступающие сухожилия придавали им изможденный, болезненный вид. Но зато Рецу не нуждалась ни в каких тайных знаниях, чтобы прочитать по этим рукам судьбу их хозяина.
- В таком случае, может быть, мне стоит начать с тебя?
Спустя несколько мгновений она уже осыпала поцелуями его грудь и живот. Джуширо лежал на спине и тяжело дышал. Желание физической близости замутняло рассудок, хотелось впиться ногтями в ее хрупки плечи, притянуть к себе, дать волю разгоряченной плоти... Но он сдерживался, позволяя ее языку дразнить его, и лишь хриплые стоны вырывались порой из груди.
Будучи сверху, она задавала ритм, и Джуширо нежно сжимал ее грудь в своих ладонях, гладил по спине, по бедрам, перебирал руками густые черные волосы, вдыхал терпкий пряный аромат ее духов… И когда она упала в изнеможении ему на грудь, - не в силах сдержать крик и содрогаясь в экстазе - он сжимал в объятиях ее изящное, стройное тело и шептал на ушко что-то успокаивающе-ласковое, продолжая двигаться внутри нее, все резче и резче, заставляя хватать ртом воздух и царапать ногтями его плечи, пока наконец по телу не пробежала судорога, и остатки разума не растаяли от тепла ее жадного поцелуя.
После они лежали вдвоем под одним тоненьким одеялом, и Джуширо дремал, а Рецу нежно водила указательным пальчиком по его груди, выписывая всплывшие в памяти химические формулы и выкраивая в своем летнем отпуске небольшой кусочек для поездки за город и любования звездами.

Поздним утром приятели ввалились домой, шатаясь и спотыкаясь об разбросанные на полу книги. Защита диплома была отпразднована с душой. Непьющий Укитаке с трудом связывал слова в осмысленные предложения; куда более привычный к такому делу, а потому и выпивший раз в пять больше товарища, Кёраку дополз до дивана и рухнул на него бревном, пробурчав напоследок что-то среднее между «меня не будить» и «мне не наливать». Похмельный сон друга прервал Джуширо, настойчиво сующий в руку телефонную трубку. Поняв, что отвертеться не удастся, Шунсуй тихонько выругался и протянул:
- К-кё-ракууу Шунсуууй у телефоонааа…
Услышав ответ, юноша изменился в лице. Он и не подозревал, что способен так быстро протрезветь.
В связи с кончиной отца Кёраку был вынужден вернуться домой – успокоить мать, организовать похороны, оформить все бумаги и вступить во владение перешедшим ему по наследству игорным бизнесом. Когда спустя три месяца он вернулся назад, его ждал крайне неприятный сюрприз. Джуширо и Рецу расстались. Она улетела учиться куда-то за границу, он поступил на педагогические курсы и о причинах их размолвки говорил мало и крайне неохотно. Кёраку понял лишь то, что инициатором была Рецу, и что лучше лишний раз Джу об этом не напоминать – он и без того ходил как в воду опущенный.
Прошло несколько лет, Унохана вернулась на родину, где все отзывались о ней как о талантливом и многообещающем специалисте. Укитаке Джуширо, преподававший до этого в родном институте, неожиданно для всех оставил работу и устроился воспитателем в детский дом. Кёраку поступок друга не понимал, но пообещал помогать изо всех сил.

Унохана Рецу не считала себя волшебницей как минимум по одной причине: судьба лишила ее возможности сотворить самое большое чудо – чудо рождения новой жизни. Она любила Укитаке и рассталась с ним, в душе надеясь, что Джуширо найдет достойную жену и мать своих будущих детей, – и боясь этого. Но он остался верен ей.
Рецу сжала кулаки.
Много лет назад она решила, что будет спасать чужие жизни.
Но радость от сотни спасенных – ничто в сравнении с болью от одной единственной неудачи. От осознания собственного бессилия. От понимания, что иногда даже ты ничего не можешь сделать.
- Рецу… - позвал тихий, усталый голос. Унохана обернулась на сидящего рядом мужчину в дорогом костюме.
Кёраку постарался улыбнуться – и не смог. Перед глазами застыла картинка, словно стоп кадр из старого кино: она, такая тоненькая, изящная, в легком белом платье, бежит к ним навстречу по огромной мраморной лестнице древнего собора, и лучики играют в ее волосах, – а Джуширо улыбается, и улыбка его так же солнечна, как этот теплый летний день. Какими они были молодыми. Как это было давно…
К горлу подкатывал комок. Держись, дружище. Все будет хорошо.
В воздухе повисло тяжелое, давящее ожидание.
- Послушай, Рецу, он же сильный, он же выкарабкается.
- Конечно, Шунсуй.
Кивок. А в глазах стоят слезы. И давит на грудь липкий, холодный ужас.
Он закрыл глаза и зашептал беззвучно, едва шевеля губами, молитву – единственную, которую знал.
Приоткрылась дверь, в коридор вышел лечащий врач и направился к ним. Кёраку вскочил с места и бросился навстречу:
- Доктор, ну, что с ним?! Как он?
- Боюсь, я уже ничего не могу сделать, - пожилой мужчина вздохнул и посмотрел в глаза Шунсую. – Поймите…
- Нет, это вы поймите, – Кёраку схватил врача за плечи, паника затмевала рассудок: - Джуширо должен жить, ясно Вам это?! Только скажите, что нужно, - я все сделаю. Ему необходима дорогая операция? Какие-то дорогостоящие препараты? У больницы нет чего-то необходимого? Сколько? Пять, десять, сто миллионов? Сколько?! Я заплачу, сколько потребуется, я продам все, что у меня есть! Все отдам, до последней копейки, на руках Вас носить буду… Но он не должен умереть, понимаете?! Не можете Вы – так найдите того, кто может! Ведь есть же в этом сраном мире кто-нибудь, кто соображает, что нужно делать! – он почувствовал, как слабеет голос и опускаются руки. - Ну хоть кто-нибудь…
- Слишком поздно. Мне очень жаль…
Мир лишился всех остальных звуков, только эти два слова - «слишком поздно» - эхом звучали в голове. Постепенно и они стихли, отдавая разум в власть жестокой звенящей тишины.
- Неправда… - сказать хоть что-нибудь, только бы услышать собственный голос, наполнить мир словами, разорвать этот саван беззвучия…
Тихо, словно в замедленной съемке, он переступил порог палаты и впился неверящими глазами в больничную койку. Сердце рухнуло куда-то вниз. Все вокруг лишилось красок, остались лишь оттенки серого.
Шунсуй подошел и бережно взял его ладонь в свою. Ласково провел другой рукой по белым как снег волосам. Все. Конец. И ты ничего не можешь сделать.
Ни о чем не беспокойся. Я все улажу. Все будет хорошо. Я обо всем позабочусь.
Эти фразы Кёраку произносил множество раз. Но что значат они по сравнению с одной единственной неудачей? Не смог. Не справился. Не спас. Всего лишь сидел и молился за дверью, ничтожный и бессильный. А теперь еще и невообразимо одинокий.
Он наклонился и поцеловал Джуширо в холодеющий лоб.
Прости, Джу. Прости меня, дружище.

День был холодный и пасмурный. Кёраку довез Рецу до дома. За всю дорогу они не произнесли ни слова – да и незачем было. По-прежнему красивая, несмотря на свой весьма солидный возраст, умная, серьезная Унохана всегда казалась Шунсую воплощением спокойствия и уверенности. Унохана-сенсей… А ведь он сам едва удерживался от того, чтобы так к ней обратиться. Но в эти минуты она как никогда ранее была похожа на ту девчонку с длинной косой… Рецу не плакала, да и Шунсуй понимал, что слезы в данной ситуации символизируют жалость скорее к себе самому, чем к Джуширо. Рано или поздно он отправится вслед за другом. И они обязательно встретятся вновь. Да хотя бы и на том свете!

- Нанао, милая, сделай мне кофе, - и Шунсуй прошел дальше, не останавливаясь, хлопнув дверью кабинета. Нанао все поняла без слов. Утерла слезы и принялась готовить кофе. Укитаке-сан был ей очень дорог… Но есть кто-то, кому сейчас намного хуже, и ее долг – быть рядом. Она осторожно постучала в дверь кабинета.
- Входи, Нанао-тян!
Девушка прошла, аккуратно прикрыла за собой дверь и поставила на стол маленькую изящную фарфоровую чашечку.
- Сколько мне стукнуло, Нанао? – неожиданно спросил Кёраку.
- Пятьдесят три, - девушка деловито поправила очки.
- А тебе, солнышко?
- Двадцать восемь, - она немного смутилась, но виду не подала.
- Значит… 25 лет разницы? То есть, реши я в двадцать пять обзавестись ребенком, как сделали многие из моих сокурсников, вы с ним были бы сейчас ровесниками, да?
- О чем Вы, Кёраку-сан? – Исе явно не понимала, к чему идет разговор.
- Я понимаю, что я уже старый пень, а ты еще такая молодая, но все же… Выходи за меня замуж, Нанао-тян.
Она застыла, не веря своим ушам.
- Кёраку-сан, Вы это серьезно?
- Абсолютно, девочка моя. Мне кажется, он давно ждал от меня этого поступка. А я… А меня даже не было рядом в момент его смерти...
- Тогда я согласна. Пойду, отдам последние распоряжения, и отвезу Вас домой, хорошо?
- Спасибо тебе, Нанао...
Она вышла и также аккуратно затворила за собой дверь.
Он закрыл лицо руками и заплакал - впервые за все то время, что прошло с момента их с Джуширо знакомства.

Изящная настольная лампа с плафоном из зеленого стекла освещала просторную, богато обставленную комнату. За столом сидела девушка лет 15 и читала книгу, вдумчиво делая на полях пометки карандашом и очень бережно переворачивая страницы. В дверь постучали.
- Войдите!
- Добрый вечер, Рукия, - сдержанно поздоровался вошедший молодой человек. На вид ему было не больше восемнадцати лет, но по отношению к девушке он держался так, словно их разделяло как минимум два десятка. – У меня для тебя плохие известия.
Девушка встревожено встала.
- Что случилось, брат?
- Звонила Унохана-сенсей. Она решила, что для тебя это многое значит. Сегодня днем скончался Укитаке-сан. Наша семья приглашена на похороны. Мы с отцом присоединяемся к ее искренним соболезнованиям.
Рукия почувствовала, как слабеют ноги, и поспешила сесть.
- Бла… Благодарю…
- Это лишнее. Похороны состоятся в субботу в десять. Отец велел мне сопровождать тебя. Он поставит в известность преподавателей о причине нашего отсутствия. Я не был знаком с Укитаке-саном, но многое о нем слышал и представляю, что значит для тебя эта потеря. Соболезную. Спокойной ночи, сестра.
Как только закрылась дверь, Рукия сжала кулаки, бросилась на кровать и зарылась лицом в подушку.

Телевизор орал на всю свою мощь. Впрочем, мощи в нем было немного, но Ренджи хватало и этого. По телевизору он смотрел лишь бокс, новости да криминальную хронику. Изредка – порнуху или какое другое кино. Видеомагнитофон пылился в углу. Сам же хозяин дрых на старом потертом диване под бубнение диктора, передающего сводку погоды. Настойчивый звонок в дверь прервал его сон.
- Ну и кого там черти принесли… - мрачно добрел он до двери. Поглядел в глазок. Удивился и открыл дверь.
На пороге стояла очень высокая, коротко стриженная пепельная блондинка в сером шерстяном платье и легкой курточке, и утирала слезы тыльной стороной ладони.
- Эй, Исане, чего ревешь?! А ну заходи давай, - парень отодвинулся, запуская девушку внутрь своей квартирки.
- Рен… Рен… Ренджиии… - девушка очень старалась успокоиться, но не могла.
- Да знаю я, двадцать лет как Ренджи, чего случилось-то? – он подошел и крепко прижал к себе плачущую Исане.
- Укитаке-сан… Он…
- Что он? – что-то похолодело внутри.
- Он… Скончался… В больнице, сегодня днем… Я как узнала – сразу к тебе…
У Ренджи невольно опустились руки.
- Как – скончался?
- Не знаю… Ничего не знаю… Унохана-сенсей сейчас позвонила… А потом еще какие-то люди…
Больше всего Ренджи сейчас хотел, чтобы это было продолжением сна. Кошмарного сна. Но все же оно очень походило на реальность.
Вот черт… Да не может такого быть…
Спустя два часа он вернулся домой – отвозил в приют Исане, помогал успокоить остальных, раздал два-три десятка подзатыльников. В субботу похороны. Унохана-сан обещала все организовать. Надо будет завтра выпросить у Юмичики денег и купить себе подобающий костюм. Явиться на похороны отца в своих драных джинсах он не мог.
Осознание факта пришло уже далеко за полночь.
Ренджи осушал банку за банкой и время от времени бил кулаком в стену.
Ну почему!?
Нет ответа.

Как на зло, утро похорон было солнечным. Ренджи очень хотел, чтобы было пасмурно, но шальное весеннее солнце пекло как ненормальное, и на небе не было ни облачка. Церемония прошла без каких-либо накладок, Унохана-сан организовала все на высшем уровне. Ренджи перекинулся парой слов с Кёраку. Он общался с Шунсуем не так уж часто, но мужчина ему нравился, и в детстве он никогда не упускал случая попасться ему на глаза, чтобы получить подзатыльник, пару новых шуточек и какой-нибудь гостинец. И потому непривычно было видеть этого человека таким задумчивым.
Исане, с красными от слез глазами, не отходила от Уноханы-сенсея. Из приюта она уже давно выпустилась, но продолжала жить здесь вместе с младшей сестрой и помогать Укитаке в работе. Еще девчонкой она мечтала стать врачом, и Джуширо очень радовался этому. Он устроил девочку учиться в институт, который когда-то закончил вместе с Шунсуем, а после уговорил Рецу взять ее к себе в подопечные. Исане была влюблена как в свою работу, так и в Унохану-сенсея. И еще немного – в Ренджи. Из всех воспитанников детского дома она одна знала его адрес. Ренджи и сам регулярно наведывался в родные стены, шпынял детвору, рассказывал им байки, гонял с мальчишками мяч и катал девчонок на мотоцикле.
В сторону Рукии и ее нового братца он старался не глядеть.
Но когда все закончилось и люди принялись расходиться, а Ренджи курил невдалеке, прислонившись спиной к стволу старого раскидистого дерева, она сама подошла к нему.
- Ренджи… - Рукия встревожено теребила край шелкового шейного платка.
- Чего тебе?
- Ренджи, мы представляем, как тебе тяжело сейчас…
- Вы? Представляете? Ну да, конечно, особенно братец твой, с рожей как у мороженного карпа! Ну просто переполнен соболезнованием! Гляди, чтоб не расплескал…
- Ренджи, будь повежливее, когда говоришь о моем брате!
- Ого, как мы заговорили! Мы же теперь Кучики, у нас бабла и понтов через край, да? Можем ходить и указывать всем, как и к кому им следует обращаться?
- Ренджи! Я просто хотела извиниться!
- Ты бросила всех, бросила меня, не вспоминала о нас целых шесть лет, а теперь думаешь, что вот сейчас ты подойдешь, скажешь что-нибудь вроде «прости, Ренджи», я смахну слезу и брошусь тебе на шею, как в дешевой мелодраме, да? А вот хренушки!
- Ты тупой эгоист, Ренджи!
- Дура!
- Не смей так разговаривать с моей сестрой, - неожиданно рядом возник серьезный молодой человек в строгом черном пальто и длинном шарфе из тонкой светлой шерсти.
- О, еще один Кучики подтянулся, - парень бросил на землю окурок и растер его носком ботинка. – Ну уж извиняй, изысканным манерам не обучены. Тебе-то чего от меня надо? Соболезновать пришел? Чего-то слабо верится.
- Ренджи! Бьякуя потерял в детстве мать, он представляет, что ты чувствуешь…
- Вот, значит, как его зовут? Даже так? Ха. Ну, надеюсь, что хотя бы на похоронах матушки он потрудился скорчить морду попечальнее.
- Замолкни, - процедил сквозь зубы Бьякуя.
- Дааа? И что ты мне сделаешь, уёжище?
- Да уж найду способ заставить тебя закрыть пасть, ублюдок, - глаза его светились холодной яростью.
- Ха, ну попробуй, попробуй! Только один на один, без твоих охранничков? Что, слабо? Да я таких смазливых харь знаешь сколько уже под хохлому расписал? – Ренджи выпрямился. Роста они были практически одинакового, но он был раза в полтора шире в плечах, да и опыта в драках у него было несравнимо больше, чем у стоящего напротив подростка. Со злобы он сплюнул на землю. – Даже руки не хочется марать об тебя, богатенького недоноска. Сиди потом еще из-за какого-то тюфяка.
- Ренджи! – девушка бросилась между ним и братом.
- Отойди, мелочь, - он легко отодвинул ее с пути одной рукой. – Ну, чего стоишь, падла? Давай, бей первым, даю тебе фору!
- Брат, не надо!
- Отойди, Рукия. Этот выродок должен знать свое место, - бросил юноша сестре.
Рукия замерла.
- Бьякуя!
- Ха! Вот видишь, Ру, как он на самом деле к нам относится? Мы все для них, гребущих бабло лопатами и купающихся в роскоши, никогда не знавших, что значит голод и нищета, лишь мусор, жалкие кучи дерьма под ногами! И ты захотела стать такой же, да? Да он и на тебя смотрит как на жалкое отродье, наивная ты дурочка! И вся его семейка наверняка такая же. Да все они такие: самовлюбленные, эгоистичные, надменные мрази!
Бьякуя что есть силы ударил Ренджи кулаком по лицу. Тот пошатнулся и ответил отточенным ударом в печень. Парень рухнул на колени и согнулся пополам от боли. Ренджи утер ладонью потекшую из носа кровь и зло бросил:
- Скажи спасибо, что по яйцам не двинул, а то, глядишь, оборвалась бы на тебе ваша ебаная фамилия! – после чего повернулся к застывшей девочке и произнес тихо и немного сдавленно: - Рукия… Не надо тебе извиняться… Это… Я действительно сам дурак. Прости меня, Ру.
И Ренджи быстро пошел прочь. На душе было мерзко. И очень стыдно перед отцом. Он поднял глаза на ясное весеннее небо и тихонько выругался. Все не так. Не так, как надо.